Такие смутные воспоминания, но в то же время это одни из немногих событий глубокого детства, которые Гилберт смог вспомнить вообще. Это было очень давно, кажется, в XIII веке, когда он жил вместе с Райвисом и подросшим Торисом, который уже основал своё собственное государство. Литве уже было не до всяких глупостей, поэтому дома от обычно отсутствовал; маленький прусс не помнит ничего из своих ранних отношений с ним. Латвию он помнит, но очень смутно его самого - сильнее в память въелась их небольшая ссора, из-за очередных насмешек в его сторону, просто по причине того, что голубоглазый балт был куда слабее и не имел на своей будущей территории единого народа.
Воспоминания резко обрываются после того, как прусс, будучи вредным хулиганом уже в далёком детстве, сделал какую-то подлость маленькому Райвису после ссоры и со смехом, чувством собственного достоинства и величия удалился из дома, оставив плачущего латыша одного. Следующее воспоминание ещё более мутное, чем первое. Возможно, события, память о которых отпечаталась где-то в подсознании, произошли в тот же день. А может быть и несколько лет или десятилетий позже.
Родная, прусская деревня, почти пусто. Следы сражений, явно ожестечённых: много пятен крови, разбитых копий, где-то около домов лежат трупы местного населения. Атмосфера тихая, безжизненная, пустая, но в то же время немного напряжённая. Возможно, это был один из тех немногих моментов в жизни Гилберта, когда он по-настоящему растерялся и занервничал, но нельзя утверждать точно: событие вспоминается на столько размыто, что кажется скорее сном, о котором можно сказать лишь об его атмосфере, но никак не описать происходящие действия.
Более-менее яркая часть этого отголоска прошлого всё-таки была: высокий, по крайней мере для маленького Гила, человек в доспехах и символичных украшениях, основой почти каждого из которых являлся крест, куда-то вёл прусса, куда-то далеко, всё дальше и дальше от родной деревни.

На дворе вторая половина девяностых годов ХХ века, в Восточной Европе жизнь буквально кипит последнее десятилетие: распад СССР, годы перестройки, объединение Германии, снесение Берлинской стены... столько волнующих, для многих даже радостных событий, однако, Гилберта это не особо волновало. Единственное, что его безумно радовало: после всей этой многолетней суматохи он может жить снова со своим младшим братом и наконец забыть о ненавистном России.
Однако, более никаких причин для радости не было. Что ещё оставалось у него? Пруссия как государство была ликвидирована полвека назад, практически все труды, все земли, которые он завоевал, стали лишь воспоминанием, не говоря уже о давно утеряной культуре древних пруссов. Гилберт, похоже, и язык прусский давно уже забыл. Иными словами, на протяжении последних лет его не покидало чувство, что его уже больше не существует. Мысли о смысле жизни никогда не посещали Гилберта ранее, на них просто не было времени и причин: постоянные войны и драки, подстраивания пакостей и шалостей кому попало, а по вечерам пьянки с Германией. Вроде бы, ничего и не изменилось, однако осознание того, что он - всего лишь призрак былого прошлого, вгоняло Гилберта в небольшую тоску.
Пасмурным будним осенним днём, когда многие люди уходили на работу и учёбу, Гилберт остался дома один и его снова начали посещать пессимистичные мысли в духе "как было хорошо раньше". Это уже начинало немного действовать на нервы, учитывая, что подобное необычно для такого человека, как он. Большее раздражение вызывало то, что он не знал, чем себя занять: выпить не с кем, пойти некуда. Может, стоит зайти к кому-нибудь? Как раз Литва недавно просил зайти к нему, не сказал зачем и Пруссия сначала проигнорировал просьбу, вспомнив только сейчас, через несколько дней.
"Ну и холодно же на улице..." - думал про себя Гилберт, - "какого фига я вообще пошел?"
Вскоре, Гилберт был уже у Литвы. Зайдя в прихожую и, как обычно, небрежно кинув верхнюю одежду куда упадёт и не снимая обуви, он сказал, не поприветствовав:
- Че тебе надо было? Я забыл прийти.
- Я хотел дать тебе книгу, которую мы с Россией недавно выпустили, - сказал Литва, вешая брошеную одежду на вешалку.
- Я не читаю эти ваши книжки, тем более напечатанные Россией! О чем оно вообще хотя бы?
- И всё-таки, возьми её, посвящена тебе. - Литва прошёл в комнату, где находилась книга.
- Мм... а вот это мне нравится.
Торис, видимо, уже заранее завернул книгу в подарочную бумагу, однако из-за того, что она несколько дней лежала на шкафу, ожидая адресата, на ней появился тонкий слой пыли, который литовец быстро стряхнул. Он вручил книгу Гилберту и тот сразу же принялся небрежно рвать подарочную бумагу, попутно размышляя, какую бредятину могли написать вместе Литва и Россия, да ещё и посвятить Пруссии.
Сорвав бумагу наполовину, Гилберт увидел название. На книге золотым цветом была выведена надпись: "Словарь возрождённого прусского языка". Он снял осторожно остатки бумаги и открыл словарь. Пролистывая его, он замечал много слов, значение которых он уже забыл, а так же новые слова, заимствованные из немецкого, латышского и литовского языков.
Литва внимательно и с улыбкой наблюдал, как Пруссия увлечённо пролистывает книгу. Наверное, не считая собственных дневников, у Гилберта никогда не было на столько сильного интереса к книге. А в конце словаря было подробнее описано о программах возрождения прусского языка и культуры, идея которых берёт начало ещё в конце 70х годов ХХ века.
На лице Гилберта появилась его прежняя хитрая ухмылка, а через мгновенье комната наполнилась его легко узнаваемым смехом.